Разбираем популярные утверждения обывателей — что правда, а что миф? Уникальные знания с точки зрения психоанализа, психопатия, ужасы жизни в детском доме, ошибки приемных родителей, стоит ли признаваться ребёнку право установления, влияние травмы приемных родителей на воспитание детей, идеализация биологической матери, плохие гены, ребёнка какого возраста лучше установить.
1) Ребёнку нужно раскрыть тайну усыновления. Правда.
Пример. Мать с младенцем – девочкой попали в авиа рушение, случился пожар. Мать погибла, девочка все забыла, и маму. Все фотографии маты матери тоже спрятали. Девочка верила, что приемная мать это биологическая мать. Но когда родилась сестра, то девочка началась рисовать рисунки с пожарами, а также бессознательно показывала желание убить сестру, набросала иголок то и в кровать. Это бессознательно идентификация со «агрессором метео родителями «, которой «украли «у неё биологическую мать.
Для проработки травмы нужно проработать взаимодействия с объектом, фото, воспоминания. Также девочка выглядела не на свой возраст, отсталая, потому что травма не давала возможность психически развиваться. Травма заключалась в том, что у неё украли биологическую мать, невозможность прогревать потерю.
2) Приемные дети идеализируют биологическую мать и продолжают бессознательно надеется к ней вернуться. Правда.
Поэтому они могут и обесценивать приемных родителей. Так как была травма отлучения, предательство – развелись бессознательной фантазии про идеальную мать. Это тяжелое травма, поэтому опека и будущий пряной родители могут отрицать тяжесть травмы. И все вместе они избегают этой темы. «Отменили все диагнозы «, он здоров. Или «отправлю в частную школу, спасу его «. На самом деле такая приемная мать может хотеть бессознательно спасти своего брата, который умер от онкологии.
Это пример нарциссического расстройства, когда такие люди всю жизнь ищут бессознательно идеальную мать. А поэтому то хорошее, но не идеально сейчас не могут принять.
3) Приемные дети провоцируют родители на отказ от себя. Правда.
Дети повторяют свою травму, страх получить любовь, а потом её потерять. Поиск поиск со десятичного объекта.
Пример. Сновидение: красивые дом, «новый, он никому не нужен «. А в квартире напротив женщины сбивает мальчика.
Анализ. Пациент нашел хорошие части себя, где он может быть тёплым отношениях. Потому что в отражениях моих классов он видит принятие и любовь. Но «страх быть никому не нужным «. Мать его избивала, поэтому глубокое убеждение, что его никто не любит, ещё с детства он прятал от матери свою личность и мечтал бессознательно об другой, идеальной матери.
Отец заставлял учиться, это воспринималась как насилие – это было смещение негативного переноса с матерью на отца. Мои интерпретации он тоже безсознательно воспринимает как насилия, и меня контролирует при помощи постоянного недовольства.
Регресия ребёнка – это хорошо. Он вам доверяет и эта шапка селению. Дают любовь, это ещё больше запускают регрессию, значит агрессии будет ещё больше, это тоже хорошо. Но это пугает. И тогда родители могут эмоционально выключаться: списывать на гены, мысль про возврат, ребёнок это бессознательно считывает, либо задаривают подарками, загружает образованием. Также они пытаются доказать, что они хорошие. Также форма оценивания ребёнка, это постоянные жалобы на него так называемая группа поддержки.
Нужно принять, что я «плохой родитель, в сравнении с тем идеальным образом. Я не идеальный «.
4) Капризы и истерики детей, это результат плохой наследственности. Миф.
Ванна, ночь – часто в это время и в этом месте случались побои скандалы и в детство.
Также хроническое чувство своей плохости: «я достойна любви «, отплатить за любовь не нечем, поэтому начинается тревога и агрессия.
Отрывок из документальной книги-исповеди сироты «Я — Сания»:
— Все встаааали!
Я вздрогнула и открыла глаза. Орут — значит, утро. С потолка в кроватку прыгнул солнечный зайчик. Заметался по одеялу и замер там, где… Холодный пот прошиб меня на-сквозь. Нееет. Я должна была проснуться до рассвета!
Мне нужно было прокрасться в туалет, пока все воспитатели спят, прополоскать простыню, пижамные штаны, просушить их на батарее, а потом снова голой лечь на пол. Я наказана, мне не разрешали спать в теплой постели!
— Тааааак, — она возникла словно из воздуха: толстые ноги, тяжелый зад, обесцвеченные короткие волосы, — что ты тут делаешь?!
Я зажмурила глаза, стиснула губы.
— Ах ты, дрянь!
Ночная воспитательница грозовой тучей нависла надо мной и стремительно откинула край одеяла. Стыд и страх затопили меня — не вынырнуть. Я зарыдала. Горько, безна-дежно. Мне стало так стыдно, что хотелось исчезнуть и никогда больше не быть. Я с младенчества знала, что писать в кровать нельзя. Я плохая, плохая!
— Еще и снова обоссалась?! — Губы скривились в злой Гримасе.
Тяжелая рука взметнулась вверх и опустилась распластанной пятерней на мое бедро, затянутое в пижаму.
Больно не было. Только страшно. Как я могла проспать?! Я плохая, плохая! Я заслужила побои. Слезы накатили с новой силой, залили щеки и подбородок, вызывая новый прилив ярости у женщины. Ее рука взлетала и опускалась, взлетала и опускалась…
— Смену невозможно с этими гадами сдать, — лицо ее раскраснелось, щеки покрылись нервными пятнами, — сволочи! То ссут, то срут, то орут ночи напролет!
Почувствовав две железные пятерни у себя под мышками, я внезапно взлетела вверх. Голые ступни больно уда-рились о холодный пол, я едва успела ухватиться рукой за прутья кроватки, чтобы не упасть. Через мгновение на меня обрушилась скомканная мокрая простыня, следом — пододеяльник. Белье не удержалось на голове, сползло под ноги.
— Руки у тебя есть?! — Воспитательница с силой тряхнула меня за плечи. — Раз-два, взяли! Пошла!
Торопливо собрав с пола охапку, которая не умещалась в руках, я пошлепала по холодному коридору. Хвост простыни волочился следом.
— Бесссстолочь! — Воспитательница подобрала с пола край белья и заткнула его мне за шиворот.
Я толкнула тяжелую дверь в туалет, она со скрипом от-крылась. Кафельный пол за ночь превратился в каток, я чувствовала, как скользят голые ступни по тонкой корочке льда. Горло и без того уже болело, а теперь в него словно вонзались острые иглы.
Санузел был огромным. По полу тянулся ряд железных горшков, покрашенных бледно-желтой краской. Вдоль стены стояло несколько ванн. В них нас мыли — сажали сразу штук по пять. Окно, закрашенное белой краской, было открыто.
Не с первого раза, но мне удалось перекинуть белье через край ванны и дотянуться до крана — только до холодного, горячий был дальше. Руки онемели под ледяной во-дой, на белом запястье отчетливее проступили красные родимые пятна. Но я продолжала полоскать — надо было торопиться: скоро приведут всю группу и рассадят по горшкам. Если не успею, снова достанется! Я неумело гладила ладошками жесткую холодную ткань, пытаясь отмыть постыдные следы.
Мелкая дробь шагов послышалась в конце коридора. Я словно увидела их — маленькие ножки в одинаковых сандаликах, в ряд по четыре, и конвой из двух толстенных, как тумбы, ног в войлочных тапках. Первая пара, вторая, третья, ближе и ближе… Я не успела! Жалобно скрипнула и грохнула о стену дверь.
— Тааак, — воспитательница с трудом дождалась, пока печальная вереница войдет, — сняли штаныыыы!
Дети принялись послушно спускать колготы. Тощие коленки на глазах становились си ними от холода. Малыши морщились, медленно опускаяс на ледяные круги горшков, но молчали. Наказание пугало больше, чем холод. Воспитательница, наконец, закрыла окно.
— Все селииии! — Она посмотрела на меня. — Тебя не касается?!
Я засуетилась, пытаясь закрыть кран. Не получилось.
Воспитательница раздраженно пихнула в мою сторону ближайший горшок. Он со скрежетом пролетел по кафелю и больно ударился в ноги.
- Ааа! — Слезы хлынули из глаз.
- Заткнись!
Не выдержав, воспитательница сдернула с меня пижам-ные штаны, швырнула их в ванну к постельному белью.
Стянула и бросила следом кофту. Я снова, одна из всех, оказалась голой.
— Селаааа, бесстолочь! — рявкнула она.
Железный круг обжег ягодицы. Слезы текли по щекам, легко находя привычную борозду.
— Таааак!
Она убедилась, что все наконец сидят, и поморщилась, брезгливо скривив рот.
— Кому жопу вытирать?
5) Риск психопатии и плохой наследственности. Правда.
Психопатия включает три кита: генетика, заброшеной, опыт насилия.
Но внимание, часто ненависть и к биологическое матери и хроническая депрессия может восприниматься как психопатия и пугать. Нарушение холдинга, нарушение симбиотического контакта в 4-6 месцев формирует глубокое ощущение брошенности, а далее усугубляется. Уколы формируют образ садистичной, внедряющейся матери. Мать-садист, дочь-жертва.
Покрывающее воспоминание в 6 мес: „Приходила медсестра с уколами, я ее ненавидела“ — это слепок нарушенных ОО с матерью, чтобы не осозновать садизм матери. Нарушается базовая потребность в близости и любви, поэтому психосоматический симптом: 1) Формирует защитную границу от внешнего садистичного мира; 2) Служит для удовлетворения близости на базовом, примитивном уровне — телесный. Ядро брошенности заставляет хотеть отвергать других, чтобы они не успели отвергнуть первые.
Рисунок: „Кричащая наркоманка, которая грустная“. Шприц и суициадьные мысли — это каратель по отношению к себе, часть Я, интроекция образа отвергающей, садистичной матери. Задача всех родителей — помочь своему ребенку выразить агрессию — это норма!
6) Лучше всего усыновлять младенца. Миф.
На лекции мы подробно разбираем мою авторскую таблицу, где я показываю, что более старшие дети имеют уникальные агрументы «ЗА», чтобы их усыновить.
Подавление своей личности. Сон Клоковой: нарядная, но скромная птица заклеивает зайца и зайчиха. Просит мужчину избавиться от хищника. Он загоняет птицу в чулан – это скрытый нарциссизм, хочет революцию на работе – но зайцы испуганные, все подавленно.
7) Подростки уже не примут приемных родителей как своих родителей. Миф.
8) После принятия в семью нужно задаривать подарками и интенсивно обучать. Миф.
Самое важное для ребенка в первые месяцы — почувстовать себя в безопасности и любовь!
Отрывок из документальной книги-исповеди сироты «Меня зовут Гоша»: Скоро в нашу детскую группу сирот пришел мой лучший друг — Никитка. Он вроде из какого-то другого Дома ребенка был. А может, и сразу из семьи к нам попал. Он постоянно смущался, стеснялся. Но у Никиты, в отличие от меня и моего друга Тимика, была мама, которая приезжала к нему в дошколку. Она ему подарила на день рождения огромный детский мотоцикл. Мы на нем все по очереди катались. Но в итоге, как обычно, чуть не подрались из-за него, поэтому питалки мотоцикл забрали.
Мама Никиты вроде была лишена родительских прав, точно не помню, но, кажется, от кого-то слышал, что она пила, и соседи на нее пожаловались. Пришла опека с полицией, и Никиту забрали.
В детдоме мама Никиты к ниму походила, но потом пропала. Удивительно, но Никитка как-то спокойно отреагировал — не вспоминал, не плакал, не спрашивал, когда она снова придет. Просто молчал. Как всегда смущенно улыбался и, как обычно, краснел. Наверное, держал все в себе.
Я, кстати, совсем не завидовал тому, что к нему мама приходит. В принципе, не очень этого понимал — мне тогда что мама, что чужая женщина, все равно. Тетенькой больше, тетенькой меньше, какая разница? Их и так было слишком много перед глазами, мелькали туда-сюда. А вот тому, что у Некита был мотоцикл, завидовал. Это реально круто!
Меня воспитатели воспитывали. Мы, кстати, их мамами и называли — «мама Оля», «мама Соня», «мама Нина». Смысла никакого в это не вкладывали, просто так принято было. Традиция.
Постепенно, у нас в группе получилась «сборная солянка». Пришел еще Миша. И мы его так возненавидели! Вот он именно из дома пришел, из семьи. Домашние дети всегда были ужасные — капризные и гадливые. Не такие, как мы. И по Мише сразу было видно, какая это мразь. С ним невозможно было жить в одной группе. Все игрушки у нас всегда отнимал. Плакал по поводу и без повода. Наверное, из-за того, что он был семейным, характер у него оказался таким противным.
Когда тетя Ира стала ко мне ходить, у меня впервые появилась собственная игрушка, телескоп-мозаика. Она мне ее подарила. Это как подзорная труба, смотришь в глазок, крутишь ее, а там какие-то бусинки па-дают, и каждый раз появляется новый узор. И вот этот гад Миша подбегает ко мне, отбирает телескоп и тут же с ним куда-то уносится. Я ему кричу: «Мишка, вернииии!» А он не слушает. Я плачу уже, реву от горя. Питалки то ли чай пили, то ли еще что-то, но они ничего не сделали, даже не вышли на мой плач. И я, такой, к другу: «Никит, у меня Миша телескоп отнял, можешь с ним поговорить?» И Не-кит пошел, поговорил. Попросту говоря, взял и навалял ему. Этот Миша, понятно, начал плакать, биться в истери-ке. Опять рассказал воспитателям, что мы его, бедненько-го, бьем-избиваем. В итоге телескоп забрали и положили на шкаф. Никому не давали — ни мне, ни другим. И я, та-кой: «Ну, все! Спасибо, Миша. Теперь ты у нас попля-шешь». И весь год, который он был с нами, может, немного меньше, ему от нас конкретно доставалось. А потом его в семью обратно забрали. И с тех пор я таких как он не переношу.
Однажды у нас была эпидемия ветрянки. Ходили мы все зеленые, на карантине сидели, еду нам приносили в группу. Меня даже кормили с ложечки. Потому что сам я ложку держать не мог — между пальцами и то были эти болячки. У нас хорошие воспитательницы днем работали, я уже говорил, что мы их любили. Другие сказали бы: «Не можешь жрать, ну и не жри». Ночная воспитательница, например, так бы и сделала. Слава богу, она у нас только ночью, во время сна была. А эти, дневные, не такие были, возились с нами по-настоящему. Наталья Анатольевна, Нина Александровна и Лариса Павловна. Они нас даже на ручки брали. Это не часто было, но случалось.
Кстати, мы, дети в детском доме, постоянно качались в кроватках, когда спать ложились. Все вместе — раз, и начинали из стороны в сторону мотаться. Наяривали головами по подушкам. А те, кто из дома приходил, типа Миши дебильного, они не качались.
Нам это как-то непонятно было. Сосед справа качается. Сосед слева тоже. Вот и ты — лег, давай, качайся!
Психологи говорят, так проявляется де-привация — я потом уже, когда вырос, об этом узнал. Но мы тогда, конечно, думали, все дети так делают. Кстати, потом я еще очень долго жил с этой привычкой. Не на кровати уже, а так, стоя. У меня это было класса до пятого.
9) Все подростки из интернета принимают наркотики и занимаются беспорядочно сексом. Миф.
Идентификация разгульным образом жизни предыдущих родителей.
Риск возврата есть от казни пробовал в детском доме с рождения и до полутора лет. Не бойтесь медицинской поддержки в подростковом возрасте. Страх быть не идеальной, если принимать таблетки.
Часто психические защиты: сексуализации, чтобы залатать душевную пустоту:
Поиск ненадёжного объекта, как поиск отношений.
Плохое поведение, чтобы защититься от развития привязанности к родителям.
Смещение негативного переноса с приемных родителей на кого-то из них. Учительница, одноклассники.
10) Приемные родители спасают жизнь. Возможность создать счастливую семью. Правда.